Утро мира Анатолия Ганкевича
Говорить о новом проекте Анатолия Ганкевича «Акватория» — это как пытаться пересказать сон, трип или состояние новой влюбленности, когда мир оживает и, кажется, начинает говорить знаками, намеками на то, что реальность – это что-то еще, и манифестами неистовой красоты бытия. Это состояние хрупкой идилии, полнейшего равновесия мироздания, не омраченного тяготами познания или соблазна первородным грехом. Пустота полноты и полнота пустоты как она есть.
«Акватория» – первая часть масштабного кинотриптиха, над которым Анатолий Ганкевич работает в течение последних лет. Все кадры фильма сняты на рассвете. Это визуальная поэма великого пробуждения мира. В ней неожиданно оживают хорошо известные зрителю живописные полотна автора из серии «Блики». Перед нами своего рода киноживопись, созданная художником-классиком одесской Новой волны, где в таких совершенно разных медиумах как холст/масло и видео автор добивается идентичного эффекта погружения зрителя в медитацию на волшебство летнего утра и силу новорожденного и радостно играющего с тёплыми морскими волнами солнечного диска.
Когда-то давно, еще в начале 1990-х Анатолий Ганкевич стоял у истоков первых в независимой Украине экспериментов с перформансом и видеоартом. В последние десятилетия в художественном сообществе он был известен преимущественно как живописец, хотя одновременно успешно реализовывал себя в кинопроизводстве. К поэтике бликов Ганкевич пришел через живописную псевдомозаику, которой увлекался еще со времен героической эпохи украинского постмодернизма. В какой-то момент параллельные линии биографии художника и режиссера пересеклись и вступили в алхимическое взаимодействие. Так родился проект, балансирующий на грани видов искусства и эффектно аппроприирующий все лучшее из двух миров – кино и живописи. Место постмодерной иронично-цитатной оптики заняла новая, «метамодерная» искренность – бесстрашие быть собой, говорить о волнующих темах без оглядки на то, что «все уже было» и способность переоткрывать красоту, эту давно забытую и попранную ХХ-м веком категорию.
На первый взгляд, проект Ганкевича кажется лишенным всякой нарративности гимном созерцанию вселенской гармонии. Это медленное кино гипнотизирует своим визуальным совершенством. Автор не скрывает восхищения рассветной реальностью, любуется ею как мог бы это делать человек, не отягощенный бременем современности со всеми ее конфликтами, быстрыми медиа, дутыми статусами и модными смыслами. Это кино как будто снято пришельцем из другого мира, где еще (или уже) есть место и красоте, и покою, и воображению, и мифу.
Мифопоэтичность – пожалуй, одна из главных характеристик произведения Ганкевича. Это масштабный эпос о городе, которого нет, об Одессе, хорошо знакомой по литературе, кино и городским легендам, но которой не существует, а, скорее всего, никогда и не существовало в так называемой «объективной реальности». И все же, у этой Одессы Ганкевича есть отчетливые параллели в истории искусства – в первую очередь, в живописи Юрия Егорова, еще в середине ХХ века, работавшего с тем же визуальным кодом Одессы, где ключевыми компонентами являются теплое море и залитый лучами рассветного солнца, сияющий белизной Ланжерон. В Одессе Ганкевича нет места варварской застройке, рушащей линию приморского пейзажа, повседневному хамству и хаосу, неврозам политических распрей и бытовых перипетий. Это пространство сна-галлюцинации, живущее по своим законам.
Нарратив в фильме все же есть. Он крайне редуцирован, но в произведении прослеживается несколько сквозных действующих лиц. Главенствующая роль здесь, безусловно, принадлежит солнцу. Оно осеняет ласковым взглядом бесконечность рассветного моря, играет с ним в солнечные зайчики и, кажется, подчиняется во вселенной Ганкевича исключительно законам обратной перспективы. В этом кино не человек смотрит на солнце, а солнце обращает свой взгляд на него.
В лучах рассвета разворачивается сюрреальная история, где поочередно появляются три девушки и Капитан. Троечастность – любимый прием автора. Видео состоит из трех проекций, а сама киносага включает в себя три эпизода. И героинь, конечно, в фильме три. А Капитан – всего один. Он, кажется, позаимствовал у Купидона увлечение стрельбой из лука. Но о любви ли это кино? Возможно, но только не о той, где есть место немытой посуде и разбитым сердцам. Герои этой истории вырвались в открытое пространство чистых энергий, но при этом с какой-то особенной нотой ностальгии кружатся в танце визуальных иллюзий с налетом легкого ретро.
У солнечной сферы в проекте Ганкевича есть визуальный двойник. Дискошар – символ рейв-возрождения середины 1990-х, когда слава одесских андеграундных ночных клубов гремела на весь бывший СССР. Дискошар также создает блики – мерцающую иллюзию идеального фрактала ночной оргии, которой, как кажется, не может быть никакого конца. Но конец есть даже у самой идеальной пати – его и знаменует рассвет, когда вся власть переходит главному дискошару – его величеству Солнцу. Фильм Ганкевича балансирует на тонком ощущением мира, увиденного глазами того, кто минуту назад вышел с лучшей во вселенной, поистине космичной вечеринки (ведь не даром, самый легендарный одесский клуб 90-х назывался именно «Космо»), и смотрит на утреннее море еще не полностью вернувшимся в «реальность» взглядом просветленного сверхсущества.
Сьемки «Акватории» проходили еще до 2020-го, когда весь мир вдруг так неожиданно остановился; но именно сегодня поэтика этого медитативного интроспективного кино приобретает особое звучание И все же, при всей поэтичной отстраненности, «Акватория» - это, в первую очередь, идеально точный автопортрет самого Анатолия Ганкевича. И море, и дискошар, и странноватый Капитан с девушками, и солнце с его спокойным совершенством, и блики, и эта Одесса, в которой хочется раствориться, – узнаваемые проекции автора, в которых он с неспешным наслаждением ищет и – о чудо! – находит себя.
